НЕ РЕАЛЬНОСТЬ

Автор: Samui
Бета: Koito
Пейринг: Канда\Лави
Рейтинг: PG-15 из-за мата-)
Предупреждения: я в первый раз участвую в подобном мероприятии, и не совсем поняла, что от меня требуется по заявке… Однако, хотелось бы верить, что заказчику понравится.
Примечания автора: может, это и ООС, пейринг оказался сложен для меня, да и сама идея фика изначально была другая) Хочу выразить большую признательность Munashii ака Лави-куну за помощь с этим фиком, иначе вышла бы вобще черт знает какая порнография) Место действия – Австрия, окрестности небольшого городка с непроизносимым названием, который находится рядом с Веной. Не спрашивайте почему…
Отказ от прав: все принадлежит законным владельцам. Ни на что не претендую, конечно.
Написано на D.Gray-man Fest 2008
Будь прост, как ветр, неистощим, как море,
И памятью насыщен, как земля.
Люби далекий парус корабля
И песню волн, шумящих на просторе,
Весь трепет жизни всех веков и рас
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.
(М.А.Волошин «Дом Поэта», 1926)

Медленно остывает земля. Раненые, обугленные деревья, осколки снарядов в выжженной траве.
Лави лежит на остатках крепостной стены, потрепанный и серый, словно часть пейзажа. Вокруг тихо. Тишина стучит в ушах и в ней мерещится жужжание акум, трудно понять, что черные точки в небе – не враги, а всего лишь оседающий пепел. Сражение кончилось.

Они не успели спасти троих искателей, которые обнаружили чистую силу. Когда экзорцисты прибыли на место, над дымящимися развалинами замка непроглядной стаей кружили акумы. Бросив чемодан, Канда прыгнул, на лету активировал муген, и запрыгал синим светлячком от одного врага к другому, за ним цепочкой последовали взрывы. Лави чуть замешкался, возясь с застежкой молота, едва успел увернуться от пуль. С первой партией экзорцисты справились быстро, но акумы появлялись будто из ниоткуда, гнусные, искаженные страданием маски кружились вокруг них в бешеном танце. Лави не замечал хода времени, его спасала абсолютная пустота в голове. Натренированное тело действовало само: прыжок, удар, увертка, огненная печать. Хриплые от многочисленных повторений крики: «расти, расти, расти»… Жар огня опалял лицо. И самое главное - не ускользал из вида пляшущий огонек меча на другом конце поля боя. Канда сражался вместе с ним.
- Вот ведь дерьмо…
Лави стонет, переворачиваясь на живот, приподнимается на руках. Задание выполнено, надо возвращаться в Орден. Он осматривает себя. Небольшая рана на бедре, остальное, на первый взгляд, цело, хотя все тело болит. Лави свешивается вниз и в густой тени у основания каменной кладки, видит Канду. Сглатывает, чувствуя, как рот наполняется вязкой слюной. Кажется, Юу в самом деле не повезло. Катана валяется метрах в пяти, а сам экзорцист сидит, низко опустив голову. Полы плаща разметались по земле, и сверху Канда похож на большую черную кляксу. Его руки как две плети неестественно лежат по бокам.
- Юуу! - зовет Лави и кашляет от едкого дыма, но волнение пересиливает боль в легких, и с помощью молота он спускается вниз, ползет к другу, не в силах встать на раненную ногу, опираясь на молот как на костыль. Вблизи Канда выглядит еще хуже. Крови много. Так много, что у Лави кружится голова от вспыхнувшего на мгновение страха.
- Бля-я…
Лави опускается на колени рядом с ним. В сгущающейся темноте уже трудно что-то разобрать, но ясно одно, Канда жив. Слава богу. Он дышит, с хрипом выталкивая из себя воздух. Изо рта струйкой сочится кровь. Глаз не разглядеть за слипшимися прядями волос, но Лави знает, что они не закрыты, а сосредоточенно прищурены. Канда старается не потерять сознание и терпит нечеловеческую боль. Как делал это уже много-много раз.
- Заткнись... ты... – с трудом говорит он, Лави нервно усмехается.
- Прости.
Он хочет помочь. Надо срочно перевязать раны, но руки трясутся.
- Я думал ты уже все... - он ладонью убирает волосы Канды со лба, и, наконец, видит его глаза, - живые, горящие, упрямые.
Канда на секунду поднимает взгляд на него, пробегается взглядом сверху вниз, отмечая, что серьезных повреждений нет. Потом морщится, дергает плечом, пытаясь заставить двигаться безжизненные руки. Лави молча помогает ему подняться, ему хочется убраться отсюда как можно скорее.

Замок стоял на горе. Когда-то он был окружен рвом, но потом его засыпали и посадили вокруг крепостной стены вишневый сад. Заросли плодовых деревьев, спускающиеся вниз по склону, смешивались с лесом, который заканчивался у самого берега Дуная. Еще во время боя Лави успел заметить участок, где по краю излучины реки деревья образовали надежное укрытие, и если акумы вернутся за чистой силой, то лучшего места, чтобы спрятаться, экзорцистам не найти. Лави рад, что его чемодан уцелел вместе с аптечкой, он находит его у обочины дороги, там, где бросил в самом начале битвы. Вдвоем, опираясь друг на друга, они бредут сквозь заросли, и Лави не может вспомнить, как они добираются до воды. Сумерки становятся гуще, и незаметно опускается ночь, черная, как обморок, с тусклыми плевками звезд. Мучительно хочется пить. Опустившись у кромки воды, Лави черпает в ладони воду, которая, едва касаясь пересохших губ, утекает сквозь пальцы. Потом мир ускользает, вместе с болью, холодом и оцепеневшим сознанием.
Пустота.
Лави просыпается потому, что солнце немилосердно светит в глаза. Сквозь шум в ушах он слышит, как чирикают птицы в кронах деревьев. Некоторое время Книжник поглощен разглядыванием четких прожилок в листве и ощущением покалывающих шею и кисти рук острых травинок. Постепенно, медленно и лениво появляются мысли. Пока их начнут искать, пройдет какое-то время. У них на руках Чистая сила. Без сомнения, акумы вернутся, вопрос – когда? Канда серьезно ранен и не может сражаться. Остается затаиться и ждать, кода за ними прибудет помощь, или, немного отдохнув, короткими перебежками отправиться в город. Конечно, прежде всего, надо обработать раны. Лави чувствует присутствие Канды еще до того, как поворачивает голову. Садится, матерясь и постанывая от боли во всем теле, голова кружится, тошнит, немедленно хочется лечь обратно и не двигаться. Даже не дышать.
Японец сидит в нескольких шагах, спиной опираясь на дерево. и смотрит прямо перед собой. Катана лежит на коленях. Его руки... Лави вспоминает про чемодан, в котором бинты и обезболивающее, ищет его глазами, и находит в грязи почти у кромки воды. Видимо, там он и бросил его вчера, валясь с ног от усталости. Странно, что его не смыло. Время оказания первой помощи.
Он много знает о медицине, как и положено Книжнику знать обо всем на свете. Но ему достаточно редко приходится применять эти знания в жизни. И вот сейчас самое время получать практический опыт – у Канды на теле живого места нет, даже учитывая, что мелкие раны успели затянуться за ночь. Вывих плеча и перелом предплечья, кажется, раздроблены кости запястья. Сломано несколько ребер. Хуже всего, что пострадали обе руки. Лави перевязывает их очень старательно и, когда все сделано, ему кажется, что прошло целых полдня. Канда молчит, будто ему все равно, но его лицо на самом деле, если приглядеться, очень выразительное. Лави давно разгадал эти мимические черты: прищуренные глаза выдают напряжение, злость или скрытый интерес. В зависимости от того, как он поджимает рот, становится понятно, недоволен ли он, смущен или не хочет что-то делать. А иногда он так прячет улыбку, которую Лави давно уже не видел.
- Ну что, есть какие-то идеи? – спрашивает он, складывая аптечку в чемодан, и доставая скромный походный запас еды – хлеб и вяленое мясо. Этого им хватит только на один завтрак. Канда смотрит в небо, ослепительно бирюзовое, щурит глаза со слипшимися ресницами в уголках. И становится понятно, что ему сейчас на этот бренный мир глубоко насрать. Лави делит хлеб на две половины и, медленно отламывая по кусочку, ест:
- Надо в город и там связываться со штабом. Если эти сволочи вернутся за чистой силой, я, пожалуй, могу и не выстоять.
Канда хмыкает и дергает перевязанным плечом.
- Ну да, я понял, что ты этим хотел сказать. – В голове стучат маленькие молоточки, - Тока рукой не двигай, а то срастется плохо. Значит, переждем сегодня, завтра двинем. – Лави подносит кусочек хлеба к его лицу и где-то на границе сознания, черным по белому, он чувствует, как отпечатывается будущее воспоминание: букет из запахов раннего утра, звуков затрудненного дыхания Канды, чириканья птиц, злого бессилия раненного товарища и собственной боли.
- Иди один, - говорит Канда.
Лави издает смешок, падает на спину, с облегчением выпуская воздух сквозь зубы – дурнота потихоньку отступает.
- Скажешь тоже, Юу.

Они спят целый день прямо на траве, и просыпаются к вечеру. Открыв глаза, Лави долго бессмысленно смотрит в вечернее небо, будто измазанное густой синей краской. Вот ведь жизнь: вколол лошадиную дозу обезболивающего и антибиотиков, а ноге, в общем-то, все равно. Болит и чешется, зараза. Вскоре подает признаки жизни и японец, неласково пихнув его сапогом в плечо. Книжник, кряхтя, садится и терпеливо поит Канду из фляги водой, смешанной с лекарством, а потом уходит в лес. Там, в каком-то полузабытьи, хромая и, шатаясь от дерева к дереву, ищет что-нибудь съестное. Из этого отрезка времени хорошо запоминаются ему тонкие, причудливо изогнутые стволы деревьев, за которые то и дело цепляется рука, сухая паутина на лице и мох под ногами. Возвращается он, шагая в тишине неестественно громко шурша травой, нарушая картину безмятежного мира, где Канда, как и вчера, и час назад, и два, сидит, привалившись к дереву спиной на берегу Дуная.
- Хей.
Лави ковыляет до Канды, осторожно сгибает негнущиеся колени, садится перед ним и разворачивает плащ. В нем рассыпаны бордовые ароматные ягоды.
- Все, что нашел. – Сообщает он. – Надеюсь, ты любишь вишни, Юу.
- Еще раз так назовешь меня и…
- Вот отлично, раз огрызаешься, значит, идешь на поправку.
Лави широко ухмыляется, и от этой первой за несколько дней улыбки даже самому становится легче. Канда скрипит зубами.
- Давай, больной, скажи «А-а»…
Взгляд исподлобья как всегда красноречивее слов: «ты что, мудак?», но живот Канды вдруг издает довольно забавное урчание. Лави берет одну ягоду за веточку и подносит к его губам. Все, что происходит, для него будто в тумане, то есть, не по-настоящему, и смешно до спазмов в желудке, но рассмеяться почему-то не получается и становится немного страшно. Неохотно губы Канды размыкаются. Он ест ягоду с таким видом, будто это парафиновый шарик. Однако тут же выжидательно смотрит в вниз в ожидании второй. - Ну? - Канда выплевывает косточку в сторону.
Книгочей встряхивает головой, чтобы собрать разбегающиеся мысли. Необходимо отключить мозг и не думать о том, какие ощущения вызывают прикосновения его сухих горячих губ к кончикам пальцев. Ненужная, совершенно ненужная информация в этой ситуации. Так ведь можно сойти с ума, а голова будто игольница, плотно набитая ватой. Эти вишни кажутся в три раза вкуснее обычных, Лави пихает их в рот горстями, а потом отворачивается, глядя на бегущие по водной глади волны, теряется в их успокаивающем плеске, и снова проваливается в полусонное забытье. От мыслей жарко и душно. Без них – прохладно и пусто. Но хорошо работает мысленный предохранитель организма, спасает отключка. Лечебный сон.

После полуночи становится безумно холодно. Укрытые двумя плащами они лежат под разросшимися кустами шиповника. Когда Канда говорит Лави прекратить стучать зубами, тот обматывает в два слоя шарфом шею и грудь, обхватывает себя руками и, осмелев, прижимается ближе к товарищу. Становится теплее, но совсем чуть чуть, и сон никак не идет к нему. Лави едва шевелит замерзшими губами.
- Хочешь знать, что за развалины мы вчера оросили кровью? – спрашивает он вдруг, Канда невыразительно хмыкает в ответ. – Эти земли принадлежали династии Бабенбергов. С тысяча девяносто пятого правил маркграф Леопольд III, в его честь еще эта гора называется - Леопольдсберг. На мой взгляд, смешное название. Я читал, тут неподалеку этот маркграф основал цистерцианское аббатство, в котором монахи выращивают виноград, эх, я не отказался бы сейчас от винца, Юу, хе-хе… А ты? Думаю, и бочки было бы маловато. А вообще про эту местность мало что интересного можно сказать. Известна еще легенда о жене этого Леопольда, Агнессе, якобы она в день свадьбы стояла на сей горе, и сильный ветер сорвал с нее фату. Много лет спустя фату нашли невредимой в пойме Дуная. Можешь себе представить? Хотя, честно говоря, силу этого ветра, я оценил еще вчера... В горах живут свои особенные ветра… После этого случая они почему –то решили, что место святое и построили здесь монастырь неподалеку. Я помню, мы были в нем с Пандой три года назад. Все-таки крупнейшая монастырская библиотека в Европе… и знаешь что странно? Ни одного упоминания не было об этом замке. Ничего. Странно, учитывая, что в нем оказалась захоронена Чистая Сила.

Лави говорит и не может остановиться, поток знаний тянется, как связанные узлами цветные платки фокусника, один вытягивает за собой другой. Дойдя до того, как Леопольд пятый захватил в плен Ричарда Львиное Сердце, Лави заглядывает в спокойное спящее лицо Канды и замолкает. Уже почти рассвет, и на воду и землю опускается легкий молочно-белый туман, небо светлеет. Книжник вылезает из-под плащей, чтобы набрать валежника березы и ольхи, и развести костер без дыма. Из-за тумана даже огня не будет видно, так что опасности нет. Экзорцист все-таки предпочел бы не открывать их местонахождение акумам. Согревшись немного у маленького костерка, высушив ноги, Лави, наконец, чувствует, что сон одолевает его. Забытье приходит сразу же, как только он ныряет под плащ Канды с головой.

Темнота, сон, чье-то постоянное присутствие рядом. Сколько уже они здесь? Неделю, месяц? Всего лишь двое суток… Днем становится теплее, фён* дует со стороны гор.
- Как руки? - Спрашивает Лави первым делом, когда просыпается и видит, что Канда сидит на корточках чуть в стороне.
- Левая лучше. Могу двигать.
Канда слабо шевелит пальцами, но руку поднять не может.
- А правая?
Японец кривится, смотрит на свою кисть испепеляющим взглядом, как на противника. Лави садится и открывает аптечку. В ней еще есть пластыри и обезболивающее, но чистых бинтов почти не осталось. Наверное, придется стирать старые. Заканчивая перевязку, Лави запоминает машинально, но с памятью книжника четко и навсегда, как бледны и красивы перебитые, неподвижные пальцы.

Японцу становится ощутимо лучше. Уже ближе к вечеру, проспав целый день, Лави обнаруживает его недалеко от берега в воде, с закатанными штанами. Канда пытается вымыть свои длинные волосы, наверное, это для него действительно настолько важно, раз он раненый и больной полез в ледяную воду.
- Давай я.
Лави снимает сапоги, носки, подтягивает к бедрам узкие штаны гармошкой, и решительно подходит к нему, выхватывая мыло из слабой руки.
- Нет.
- Да брось, Юу... ты не сможешь, побереги руки. Я ведь уже делал это раньше. Он собирает волосы Канды и, когда тот наклоняет голову, аккуратно мочит их, проходится мылом по всей длине несколько раз. Его пальцы знают, что нужно делать... как будто он делает это каждый день. Как будто это нормально - ощущать в руках влажный шелк волос, смотреть, как они темнеют от воды и блестят в мыльной пене. Касаться много раз, делая вид, что это необходимо, а на самом деле с мазохистским удовольствием. Как легко, оказывается, притереться к нему. Как приятно с ним молчать.
- Почти все, - весело говорит Лави, - сделать хвост?
- Да.
Конечно, получается совсем не так хорошо, как сделал бы Канда, низко и с петухами, но в этом деле Лави не специалист.
Канда кивает ему и садится на свое место у дерева.
- Ах, пожрать бы. - рыжий экзорцист оценивающе смотрит на стрижей, кружащих над камышами. - Нет, так дело не пойдет... Двигать пора… Помнишь сколько до Клостернойбурга?
- 30 миль.
Лави опускает штанины, ложится рядом с японцем, сует в рот колючую травинку. - Я тут подумал... редко когда нам выдаются такие спокойные деньки после миссий, да? Видно, что Канду коробит его чувство юмора.
- Я теперь ненавижу вишни, - вздыхает Лави. - я бы съел мяса. Много мяса. С гарниром. И еще все то, что обычно заказывает Аллен.
- Этот Мояши, - не может сдержаться Канда, и Книжник смеется тому, что реакция японца на Уолкера устойчива, как температура тела здорового человека.
- Пойдем уже что ли, хватит тут валяться. В Ордене ждут.
Канда чуть заметно кивает, соглашаясь, но они продолжают сидеть, глядя на мельтешение тенистой листвы и солнечных пятен в траве. Лави все время кажется, что в желудке вскрылась большая черная дыра, дающая о себе знать сосущей болью. Может быть, от того же голода муть в голове не проходит, мысли вялые и неясные, как в сновидения или в наркотическом бреду. Хочется сделать что-то запретное. Положить голову на здоровое плечо и не удивиться, что оно не дернулось, как обычно бывало, а осталось неподвижным и даже приглашающе - уютным. Лави видит, как по ноге Юу, вытянутой вперед, ползет букашка, и ему кажется, что все, что было до этой миссии, было в другой жизни или во сне.
Канда поднимает левую руку и медленно сгибает пальцы. Он быстро восстанавливается. Как будто и не человек вовсе, а машина. Когда солнце заходит, они ищут тропинку и отправляются в обратный путь.
Короткими перебежками, с небольшими перерывами на отдых. Всю ночь, день и снова ночь.

На вокзале Клостернойбурга непривычно и раздражающе много людей. Шумят повозки, дымят паровозы.
- Лави!!! Канда!!!
Ленали бежит к ним со всех ног, чемоданчик падает у нее из рук, его подхватывает следующий за нею хмурый Книгочей.
- Мы волновались, - говорит она, обнимая его и утыкаясь влажным от слез личиком в воротник куртки, - поступила информация, что огромное количество акум направлялось в эту сторону, а потом еще потерялась связь с искателями и вашими големами…
Она оборачивается на Канду, неряшливо обмотанного грязными бинтами и охает.
- Господи, Канда… Пойдем скорее, нам надо успеть на поезд. Как я рада, что с вами все в порядке. Удачи, Лави-кун, увидимся в Ордене!
- Ага…
Лави рассеянно проводит ладонью по щеке, поскребывая четырехдневную щетину и глядя вслед товарищам, спешащим на поезд.
- Кхе-кхм. - Напоминает о себе Панда. – Может теперь послушаешь меня, бестолковый идиот, умудрившийся как обычно вляпаться в историю?! Хватит пялиться ему в спину, у нас есть задание.

_____________________

*фён - жаркий, сухой ветер, дующий с гор, носящий немецкое название фён (Fo..hn) — от латинского favonius — теплый западный ветер.